Жил-был сельский поп Вавила.Уж давненько это было.Не скажу вам как и гдеИ в каком-иаком селе.
Поп был крепкий и дородный,Вид имел он благородный,Выпить — тоже не дурак.Лишь имел плохой елдак.
Очень маленький, мизерный.Так, хуишко очень скверный —И залупа не стоит,Как сморчок во мху торчит.
Попадья его НенилаКак его не шевелила,Чтобы он ее поеб —Ни хуя не может поп.
Долго с ним она возжалась:И к знахаркам обращалась,Чтоб поднялся хуй попа.Не выходит ни кляпа.
А сама-то мать НенилаХороша и похотлива.Ну и стала всем давать —Словом сделалася блядь.
Стала вовсе ненаебнаНенасытная утроба.Кто уж, кто ее не еб:Сельский знахарь и холоп,
Целовальник с пьяной рожей,И приезжий и прохожий,И учитель и батрак —Все совали свой елдак.
Благочинному давала —И того ей стало мало:Захотела попадьяАрхирейского хуя.
Долго думала Ненила,Наконец-таки решилаВ архирейский двор сходитьИ владыке доложить,
Что с таким де неуклюжимЖить не хочет она мужем,Что ей лучше в монастырь,А не то, так и в Сибирь.
Собралась как к богомолью:Захватила хлеба с солью.И отправилась пешкомВ архирейский летний дом.
Долго ль, скоро она шла,Наконец и добрела.Встретил там ее келейник,Молодой еще кутейник.
Три с полтиной взял он с ней,Обещав, что архирейПримет сам ее приличноИ прошенье примет лично.
После в зал ее отправилИ в компании оставилЭконома-старика,Двух пресвитеров, дьяка.
Встали все со страхом рядом.Сам отправился с докладом.И вот из царственных дверейПоказался архирей.
Взор суров, движенья строги.Попадья тут прямо в ноги:— Помоги, владыко, мне.Но прошу наедине.
Лишь поведать свое горе, —Говорит с тоской во взоре.И повел ее аскетВ свой отдельный кабинет.
Там велел сказать в чем дело.Попадья довольно смелоГоворит, что уж лет пятьПоп не мог ее ебать.
Хуй его уж не годится,А она должна томитьсяЖаждой страсти столько лет.Был суровый ей ответ:
— Что же муж твой что ли болен?Иль тобою недоволен?Может быть твоя пиздаНе годится никуда?
— Нет, помилуйте, владыка, —Отвечает тут затыка, —Настоящий королек,Не угодно ли разок?
Тут скорехонько НенилаАрхирею хуй вздрочила,Юбку кверху поднялаИ сама под ним легла.
— Хороша пизда, не спорю.И помочь твоему горюЯ готов и очень рад, —Говорит святой прелат.
— Все доподлинно узнаю,Покажу я негодяю.Коли этаких не еть —Значит вкуса не иметь.
И довольна тем Ненила,Что от святости вкусила,Архирея заебла —Веселей домой пошла.
А его преосвященствоСозывал все духовенствоДля решенья многих дел.Между прочим повелел:
Чтоб дознанье учинилиОб одном попе Вавиле.Верно ль то, что будто онЕть способности лишен?
И об этом донесеньеДать ему без промедленья.Так недели две прошло.Спать ложилося село,
— Здравствуй, сельский поп Вавила,Мы де вот зачем пришли:На тебя пришел донос,Неизвестно кто принес.
Будто хуем не владеешь,Будто еть ты не умеешь,И от этого твояГоре терпит попадья.
Что на это нам ты скажешь?Завтра утром нам покажешьИз-за ширмы свой елдак,Чтоб решать могли мы так:
Можешь ли ебать ты баб?Или хуй совсем ослаб?А теперь нам только нуженПеред сном хороший ужин.
На другой день утром раноСолнце вышло из тумана.Благочиный, депутатХуй попа смотреть спешат.
Поп Вавила тут слукавилИ за ширмою поставилАгафона-батрака,Ростом в сажень мужика.
И тогда перед попамиХуй с огромными мудямиСловно гири выпер вонИз-за ширмы Агафон.
— Что-то мать с тобой случилось?Ты на это пожурилась? —Благочинный вопросилИ Ненилу пригласил.
Посмотреть на это чудо, —Тут и весу-то с полпуда,И не только попадья,Но сказать дерзаю я,
Что любая бы кобылаЕлду эту полюбила.И не всякая пиздаЭто выдержит всегда.
Бородавка, мне ль не знать?Что ты врешь, ебена мать?Так воскликнула Ненила,И всему конец тут было.
Глава1Мой дядя, самых честных правил,Когда не в шутку занемог,Кобыле так с утра заправил,Что дворник вытащить не смог.
Племянник. Звать его Евгений.Сам не имея сбереженийВ какой-то должности служилИ не умней, чем дядя жил.
Евгения законный папаКаким-то важным чином был.Хоть осторожно, в меру хапал,И тратить много не любил,Но все же как-то раз увлекся,И что там было, что там нет,Как говориться, папа спексяИ загудел на десять лет.
А будучи в годах преклонных,Не вынеся волнений оных,В одну неделю захирел,Пошел посрать и околел.
Евгений был воспитан с детства,Все, что осталось от наследства,Не тратил он по пустякам.Пятак слагая к пятакам,
Он был великий эконом,Хоть любим мы судить о том,За что все пьют и там и тут -Ведь цены все у нас растут.
Любил он тулиться и в этомНе знал ни меры, ни числа.Друзья ему пеняли. Где там!А член имел как у осла!
Но и того, что проку было,Лишь оклемается едва,И ну совать свой мотовилоВсем, будь то девка иль вдова.
Но ша. Я кажется зарвался,Прощения у Вас прошуИ к дяде, что один остался,Явиться с Вами поспешу.
Ах! Опоздали мы немного -Старик уже в бозе почил.Так мир ему и слава богу,Что завещанье настрочил.
Вот и наследник мчится лихо,Как за блондинкою грузин.Давайте же мы выйдем тихо,Пускай останется один.
Не в этом, знаю, бед причина,И так не только на Руси,В любой стране о том спроси -Где баба, там и быть беде.
Деревня, где скучал Евгений,Была прелестный уголок.Он в тот же день, без промедлений,В кусты крестьянку уволок.
И, преуспев там в деле скором,Спокойно вылез из куста,Обвел свое именье взором,Поссал и молвил: — Красота!
Привычки с детства не имеяБез дела время проводить,Решил, подумав, наш ЕвгенийТаков порядок учредить:
Велел всем бабам он собраться,Переписал их лично сам.Чтоб было легче разобраться,Переписал их по часам.
Бывало он еще в постелиСпросонок чешет два яйца,А у крыльца уж баба в телеЖдет с нетерпением конца.
В соседстве с ним и в ту же поруДругой помещик проживал.Но тот такую бабам фору,Как наш приятель, не давал.
Звался сосед Владимир Ленский.Столичный был, не деревенский.Красавец в полном цвете лет,Но тоже свой имел привет.
Почище баб, похлеще водки,Не дай нам бог такой находки,Какую сий лихой орелВ блатной Москве себе обрел.
Он избежав разврата света,Затянут был в разврат иной -Его душа была согретаНаркотика струей шальной.
Ширялся Вова понемногу,Но парнем славным был, ей богу.На деревенский небосклонЯвился очень кстати он.
Характер правда не имеяБез дела время провождать,Нашел другую он затеюИ начал крепко выпивать.
О вина, вина, вы давно лиСлужили идолам и мне.Я подряд нектар, говно лиИ думал, истина в вине.
Ее там не нашел покуда,Уж сколько выпил, все вотще.Но пусть не прячется, паскуда,Найду, коль есть она вообще.
Но тут Онегин замечает,Что Ленский как-то отвечаетНа все вопросы невпопад,И уж скорей смотаться рад,И пьет уже едва-едва.Послушаем-ка их слова.
Куда Владимир? Ты уходишь?О да Евгений, мне пора.Постой, с кем время ты проводишь?Скажи, ужель нашлась дыра?
Ты знать неверно братец просишь.Постой! Но ты меня не бросишьНа целый вечер одного,Не ссы, добъемся своего.
Итак, она звалась Татьяной.Грудь, ноги, жопа — без изъяна.И этих ног счастливый пленМужской еще не ведал член
А думаете не хотелосьИ ей попробовать конца?Хотелось так, что аж потелось,Что аж менялася с лица!
Но в воспитании суровомБлаговоспитана была,Романы про любовь читала,Листала их, во сне кончалаИ целку свято берегла.
А Бобик Жучку жарит раком -Чего бояться им, собакам.Лишь ветерок в листве шуршит.А то гляди и он спешит.
И думает в волненьи Таня,Как это Бобик не устанетРаботать в этих скоростях.Так нам приходиться в гостяхИли на лестничной площадкеКого-то тулить без оглядки.
А что Онегин? С похмелюгиРассолу выпив целый жбан,Нет средства лучше, верьте други,И курит стоптанный долбан.
О долбаны, бычки, окурки,Порой вы слаще сигарет.Мы же не ценим вас, придурки,Мы ценим вас, когда вас нет.
Во рту говно, курить охота,В кармане только пятачок,И вдруг в углу находит кто-тоПолураздавленный бычок.
И крики радости по правуСо всех сторон уже слышны.Я честь пою, пою вам славуБычки, окурки, долбаны!
Еще кувшин рассола проситИ тут письмо служанка вносит,Он распечатал, прочитал,Конец в штанах мгновенно встал,
Татьяну ярко он представил,И так и сяк ее поставил,Решил, — Сегодня вечеруСию Татьяну отдеру!
День пролетел как миг единыйИ вот влюбленный наш идетКак и условлено в старинныйТенистый сад. Татьяна ждет.
Минуты две они молчали.Подумал Женя,- Ну держись!Он молвил ей,- Вы мне писали?И рявкнул вдруг, — А ну ложись!
Орех могучий и суровыйСтыдливо ветви наклонил,Когда Онегин член багровыйИз плена брюк освободил.
От ласк Онегина небрежныхТатьяна как в пылу была,И после стонов неизбежных,Шуршанья платьев белоснежныхСвою невинность пролила.
Ну а невинность эта, братцыВоистину и смех и грех,Хотя, коль глубже разобраться,Нужно разгрызть, чтоб съесть орех.
Но тут меня уж извините,Орех сих погрыз сколь мог,Теперь увольте и простите,Я больше целок не ломок!
О! Бал давно уже в разгаре,В гостиной жмутся пара к паре,И член мужской все напряженНа баб всех, кроме личных жен.
Но тут и верные супруги,В отместку брачному кольцуКружась с партнером в бальном круге,К чужому тянутся концу.
К столу уже Онегин мчится.И надо же беде случится -Владимир с Ольгой за столом,И член, естественно, колом.
Онегин к ним походкой чинной,Целует ручку ей легко.- Здорово Вова, друг старинный,Жомен плэй, бокал Клико.
Бутылочку Клико сначала,Потом «Зубровку», Хванчкару,И через час уже качалоДрузей как липки на ветру.
Хозяйке, той что была рядом,В ответ сказал, — Пойди поссы!Попал случайно в Ольгу взглядомИ снять решил с нее трусы.
Сбежались гости. Наш кутила,Чтобы толпа не подходила,Карманный вынул пистолет.Толпы простыл мгновенно след.
А он, красив, силен и смелЕе средь рюмок отымел.Потом зеркал побил немножко,Прожег сигарою диван,Из дома выполз, крикнул, — Прошка!и уж сквозь храп, — Домой, болван!
Метельный вихрь в окне кружится,В усадьбе светится окно -Владимир Ленский не ложится,Хоть спать пора уже давно.
Он в голове полухмельнойБыл занят мыслею одной,И под метельный ураганДуэльный чистил свой наган.
Звонит. Слуга к нему вбегает,Рубашку, галстук предлагает,На шею вяжет черный бант.Дверь настежь, входит секундант.
Поляна белым снегом крыта.Да, здесь все будет шито-крыто.- Мой секундант. — Сказал Евгений.- Вот он — мой друг, месье Шартрез.И вот друзья без промедленийСтановятся между берез.
Онегина аж в пот пробило.Мелькнула мысль, — Убьет, мудило!Ну ничего дружок, дай срок.И первым свой нажал курок.
